Журнал «Эковестник», №1 • 2019 г. Читать весь номер онлайн

Виктор Данилов-Данильян: «Нужно повышать экологическую культуру»

Экоответственность

Цуциев Марк Артурович

28.02.2019

По мнению известного ученого-гидролога, члена-корреспондента РАН, долгое время руководившего Министерством (позже — Госкомитетом) охраны окружающей среды Российской Федерации, социальная активность граждан сегодня очень низка. «Они по-прежнему, как при советской власти, считают, что за них все сделают, а они, в лучшем случае, будут писать жалобы. Без социально активного населения не получится наладить нормальный контроль за деятельностью ЖКХ или, к примеру, организовать раздельный сбор мусора, о котором сейчас много говорится. Для этого нужна не только система переработки —
иначе мусор будет собираться в разные контейнеры, а сваливаться в один мусоровоз, что происходит сплошь и рядом, — но и социальная активность, экологическая грамотность населения, которому не все равно, где жить», — заявил Виктор ДАНИЛОВ-ДАНИЛЬЯН в интервью «Эковестнику». Также он рассказал о том, какую воду пьют россияне, почему не всегда работают тематические программы, реально ли минимизировать ущерб от паводка и в чем заключаются особенности водообеспечения Крыма.

— Виктор Иванович, как вы оцениваете ситуацию с качеством водопроводной воды и водоподготовки в стране? Какие города можно назвать в качестве лидеров?

— Бесспорных лидеров два — это Москва и Санкт-Петербург. Там есть станции водоподготовки с самым лучшим оборудованием и передовыми технологиями. Они применяют все стандартные для мировой практики фазы водоподготовки, включая наиболее эффективное сегодня обеззараживание ультрафиолетом. В этих городах имеются и станции водоочистки, которые обрабатывают сточные воды городской канализации.

Если говорить о стране в целом, то благополучной ситуацию признать нельзя. Официальные и экспертные данные о том, какое количество россиян пьют недостаточно качественную воду, сильно разнятся. По экспертным оценкам, это не менее трети населения, по официальным — примерно 13–14 процентов. При этом официально признается, что не менее 70 процентов водопроводных сетей изношены и требуют немедленной замены. При столь высоком износе вода, идущая по этим сетям, по определению не может удовлетворять всем стандартам. При разгерметизации трубы вода может не только просачиваться наружу, но и засасываться обратно вместе с грязью. Именно по этой причине практически вся водопроводная вода в России хлорируется. Раньше применялось хлорирование исключительно элементным хлором, сейчас мы постепенно переходим на гипохлорит натрия — гораздо более мягкое и эффективное средство.

В развитых странах уровень очистки сбросов гораздо выше, чем в России. Мы по-прежнему сбрасываем порядка 14 кубокилометров (то есть миллиардов тонн) загрязненных сточных вод в год. Это наносит колоссальный вред природе и осложняет задачу подготовки воды для водоснабжения. Такие великие реки, как Волга, Обь, Дон и их притоки сильно загрязнены. Вообще трудно найти в России реку, которую можно было бы считать чистой: не нуждается в очистке только 1% забираемой из природных источников воды. Загрязнены даже реки, о которых мы привыкли думать как об абсолютно чистых: Индигирка, Яна, Оленёк, протекающие по местностям с крайне незначительным населением. Чтобы загрязнить реку на участке чуть ли не в тысячу километров, достаточно всего одного горно-обогатительного комбината.

— Каковы сегодня основные факторы загрязнения?

— Главная проблема — очистные сооружения на предприятиях промышленности и ЖКХ. Кроме того, у нас весьма значителен так называемый диффузный сток, то есть сток, идущий не через трубы, а непосредственно с поверхности: с сельскохозяйственных полей, с территорий населенных пунктов, где нет ливневой (уличной) канализации, с промплощадок. Огромное количество грязи попадает в водные объекты из-за аварий, которые, как ни удивительно, при оценке воздействия на водные объекты почти не учитываются. То же касается неисправных дюкеров — трубопроводов, пересекающих реки по дну. Сегодня они не попадают в сферу внимания экологического контроля.

«Я надеюсь, когда проблемой мусора займутся всерьез, использоваться будут продвинутые технологии, которые не дают диоксинового выброса в воздушную среду и загрязнения твердыми отходами, содержащими — пусть не по объему, а по содержанию — то же количество вредных веществ, что и без переработки».

Существует и так называемый прошлый экологический ущерб. Типичный пример — закрытая 20 лет назад Сормовская нефтебаза, которая находится на территории Нижнего Новгорода. Как и на других нефтебазах, за время работы там образовалась подземная линза из утечек нефтепродуктов. Они могут не причинять вреда долгое время, но неизбежно мигрируют и в итоге находят путь в водные источники. Именно это и произошло: другого объяснения недавно зарегистрированному скачку загрязнения Волги нефтепродуктами на этом участке, по-видимому, нет.

У нас нет ни одного полигона для захоронения опасных отходов, который был бы оборудован как надо. Везде есть нарушения: либо по ограждениям, либо по санитарной зоне, либо, самое главное, по гидроизоляции, необходимой, чтобы предотвратить фильтрацию. Ведь на каждую свалку выпадают атмосферные осадки и, растворяя ее содержимое, просачиваются в грунт, а затем и в водный объект. Когда вы видите свалку или полигон, то должны понимать — они со стопроцентной вероятностью воздействуют на водные объекты.

— Недавно у нас был Год экологии, ранее действовал проект «Чистая вода», некоторые другие проекты и программы. Не удалось сдвинуть ситуацию?

— Для экологии это практически ничего не дало, кроме пиара. Пиар тоже полезен, он возбуждает интерес к проблематике, но из реальных мероприятий в Год экологии мы обсуждали в основном строительство мусоросжигательных заводов по технологиям, которые в развитых странах давно не применяются. К счастью, эти планы не были реализованы.

Чтобы наладить на современном уровне охрану окружающей среды, одних программ недостаточно, нужно повышать экологическую культуру населения в целом. Населения, которое не только пьет воду, но и производит жидкие отходы, а также огромное количество твердых отходов и не умеет с ними обращаться. Населения, которое игнорирует элементарные экологические правила и требования. Населения, из которого и происходят политики, бизнесмены, журналисты.

Важно, что химический состав мусора и сбросов ухудшается с каждым годом. Например, еще 35-—40 лет назад фосфора в бытовых стоках было совсем немного. Сейчас его столько, что даже байкальские мелководья зацвели: зеленые водоросли (спирогира) размножаются взрывным образом. Моющие средства, которые применяются в России, содержат до 17 процентов фосфора. В развитых странах они давно запрещены, допустимый предел там составляет два процента, но значительное большинство реально используемых моющих средств вообще не содержат фосфор (кстати, производятся они теми же европейскими компаниями, что и 17-процентное для России). В результате эвтрофирование водоемов там практически прекратилось. Есть напрашивающееся решение Байкальской байкальской проблемы — перестать продавать в прилегающих регионах моющие средства с высоким содержанием фосфора. Конечно, чтобы избежать ценового перекоса, придется субсидировать приобретение фосфоросвободных средств населением и торговыми сетями за счет бюджетов Иркутской области и Бурятии. Пока, к сожалению, это предложение не вызвало никакой реакции властей.

— Вы затронули тему Волги, напрямую касающуюся многих регионов страны. Есть ли какие-то позитивные сдвиги в ее состоянии?

«В целом же качество воды, которая поступает в водопроводную сеть, зависит от двух основных факторов: от природного источника и от того, как оборудована станция водоподготовки. Основной экономический вопрос состоит именно в том, что выгоднее: чистить сброс для того, чтобы сохранить хорошую воду в источнике, или чистить плохую воду, поступающую из источника на станции водоподготовки? Эта дилемма всегда существует. При этом экологи настаивают на том, чтобы как следует очищать сбросы. Сброс загрязненных вод в природные источники — не обязательно источники питьевой воды — крайне негативно воздействует на экосистему, что далеко не всегда можно оценить экономически»

— Вопрос очень важный, так как 39 субъектов Федерации хотя бы частично находятся на территории Волжского бассейна. Сейчас выполняется приоритетный национальный проект «Оздоровление Волги», стартовавший в 2018 году и рассчитанный на восемь лет — до 2025 года. Это дорогостоящий проект, почти четверть триллиона рублей. К сожалению, на науку из всей этой внушительной суммы выделено меньше 0,1 процента. Чтобы развернуть нормальный фронт научно-исследовательских работ, нужны экспедиции, но на такие деньги их в необходимом количестве не организуешь. Инвестиционная часть проекта предусматривает большое количество мероприятий, направленных на сокращение стока, но исключительно из точечных источников — то есть труб. Диффузный сток будет только предметом научных исследований.

Вопросами его сокращения у нас до сих пор реально не занимаются. Между тем, по нашей (пока экспертной) оценке, в бассейне Волги на него приходится не меньше половины загрязнения, а на некоторых участках реки и ее притоков — на Нижней Волге, в Башкортостане — до 90 процентов.

По официальным данным, за последние 17 лет сток загрязнений сократился на 40 процентов. При этом из тех же докладов очевидно, что никакого улучшения качества воды в водоисточниках не произошло. Дело в том, что учитываются только точечные источники, а диффузные остаются вне сферы контроля. Мало того, о точечных мы узнаем из учетных форм, заполняемых самими предприятиями, достоверность этих данных практически не контролируется.

— И все-таки, как бороться с диффузными стоками?

— Это в значительной степени тоже вопрос культуры. Например, правильного обращения со средствами химической защиты растений или соблюдения агротехнических правил, связанных с внесением удобрений, учетом режима осадков. В нашем сельском хозяйстве игнорируются элементарные правила — скажем, распахиваются склоны не по предписаниям агротехники, а как удобнее, чего категорически нельзя делать.

Великие озера Северной Америки из-за диффузного стока еще 40 лет назад находились в катастрофическом состоянии. На многих участках опасно было даже просто заходить в воду. Но благодаря продуманному комплексу мероприятий их удалось очистить. Во-первых, были определены и затем контролировались допустимые технологии для сельского хозяйства. Во-вторых, был наведен порядок со свалками: все неорганизованные свалки были ликвидированы. А чтобы они не возникали, пришлось наладить сбор мусора: если этого нет, даже культурные люди начинают сорить где попало.

Аналогичная история с рекой Рейн, которую — было время — называли клоакой Европы. Ее чистили 20 лет, и в 1993 году министр окружающей среды, охраны природы и безопасности ядерных реакторов ФРГ Клаус Тёпфер специально переплыл Рейн, чтобы продемонстрировать всем немцам, что это безопасно.

— Хотелось бы коснуться другой темы — паводка. Насколько велика роль антропогенных факторов в осенних наводнениях на Кубани, в Амурской области? Как минимизировать ущерб от таких бедствий?

— Здесь есть две составляющие. Во-первых, климатическая система разбалансирована, причем в значительной мере по антропогенным причинам. Природный тренд к потеплению, который наблюдается в последнее столетие, совпал с мощным нарастанием антропогенного воздействия на климатическую систему. Изменения происходят очень быстро: это и рост средней глобальной температуры, и учащение и усиление стихийных бедствий, связанных с атмосферными явлениями.

Во-вторых, недисциплинированный человек, живущий в стране, где за сносные деньги можно получить разрешение на что угодно, например на застройку поймы реки, сам подвергает себя опасности. Вспомните наводнение в городе Крымске, приведшее к 160 жертвам: в пойме реки Адагум вообще нельзя было строить, а ведь там еще и подвалы умудрялись рыть. По-хорошему, всю территорию России нужно зонировать по уровню гидрологической опасности, как это делают сейсмологи. Такое зонирование должно предусматривать запреты на размещение объектов или установление определенных строительных норм. Например, если в течение 200 лет с высокой вероятностью уровень воды не поднимется выше трех метров, значит, можно строить дом на трехметровых столбах. Известная технология, которая применяется в тропических странах, но не у нас.

Похоже, из наводнения в Крымске был извлечен только один урок — стала лучше работать система оповещения МЧС. При строительстве олимпийских сооружений в Сочи были нарушены все мыслимые правила отвода паводковых вод, были перекрыты пути стока паводка с гор. Наводнение, которое произошло осенью в окрестностях Сочи, принесло бы гораздо меньший ущерб, если бы не эти нарушения.

Последнее экстраординарное наводнение на Амуре — на большом протяжении подъем воды на девять метров, — к счастью, обошлось без жертв, но нанесло колоссальный ущерб. Даже нашлись охотники обвинять в подъеме уровня воды гидроэнергетиков, Зейскую и Бурейскую ГЭС. Наш Институт водных проблем РАН доказал, что они, напротив, сыграли позитивную роль и перехватили значительную часть паводка. В чем точно проблема, так это в нехватке по всей длине Амура расходомеров — гидрологических станций, которые измеряют объем воды, проходящей через створ реки. На 4,4 тысячи километра их всего два, причем один из них работает не круглый год. Хотя такие станции должны стоять хотя бы через каждые 300 километров.

— Что вы думаете о проблемах с водообеспечением Крыма, которые обострились после того, как Киев перекрыл Северо-Крымский канал?

— В Крыму предпринимаются отдельные попытки улучшить ситуацию, но они не систематизированные и, как правило, направлены на удовлетворение чьих-то интересов в ущерб другим. Стремления создать то, что на Западе называется «интегрированной системой управления водными ресурсами», я пока не вижу. Крым — самый водонедостаточный регион России, и такая система там совершенно необходима. Она будет первой в России, что вполне логично, учитывая политическую остроту вопроса и те деньги, которые уже идут на развитие Крыма.

Первым шагом, с моей точки зрения, должно быть проведение полного геофизического сканирования территории Крыма для выявления перспективных водоносных участков и структур. Сейчас это сделать довольно просто: сканер подвешивается на обычный вертолет, он может обследовать Крым за один сезон. Это даст информацию обо всей гидрогеологической системе региона до глубины 300 метров. Сейчас большинство скважин, которые эксплуатируются в Крыму, начинают засоляться, или качают в одном месте, в то время как в другом месте вода убывает. Исследование территории полуострова на воду фактически прекратилось в 1980-е годы, хотя кое-что бурили и потом. К тому же большинство скважин не более 70 метров в глубину, что несерьезно. Можно эффективно качать и с глубины 200 метров, но для этого нужна полная картина.

Сельское хозяйство Крыма можно вполне обеспечить водой (кроме рисосеяния), по-другому спланировав использование сельскохозяйственных полей, посевных площадей, садов, применяя современные агротехнологии и системы подземного капельного орошения. Даже если подача воды по Северо-Крымскому каналу не возобновится.